Фигуры умолчания становятся при некоторых обстоятельствах фигурами речи. Это больше, чем язык Эзопа, это язык предчувствия больших перемен. Одни страшатся их и кричат о чём попало, лишь бы не о главном, другие, испытывая трепет робкой надежды, боятся спугнуть чаемое неловким словом.