Импровизация? Только не в этот раз…
Пока для меня работать журналистом – это чаще всего немного импровизировать. Тут ни себе, ни другим особо не насоветуешь. Только собрать все нервы, волю в стальной кулак и действовать по ситуации. Обстоятельства каждый раз разные. Были у меня удачные публикации и сюжеты, были и такие, за которые стыдно (о них не хочу говорить – знаю, сама виновата). Но!
Одно дело, когда у тебя ляпы на работе – вопросы для интервью корявые, поверхностные, текст недоработала или ещё что-нибудь в этом духе. И совсем другое, когда вкладываешь всю душу в один-единственный сюжет (заметку, репортаж – неважно!), а в ответ – тишина. Не жду немедленных социальных изменений, не питаю иллюзий, просто делюсь: иногда трудности в сборе и подаче материала – не самое страшное. Сегодня я расскажу о своём опыте работы над непростой темой. Над страшной темой, требовавшей точности исследования и многого другого. По нашему Барнаулу бродят призраки людей, которые в последние дни, часы, минуты своей жизни пытались оставить послание живым, послать весточку родным, которые, может быть, увидят или узнают, где они, ещё живые, промёрзшие до костей, ожидали своего последнего вздоха и думали о таких далёких – самых близких людях. Не будет же этот кошмар длиться вечно!
Где искать следы репрессий?
Эхом раздаются звуки какого-то рекламного джингла, а в целом – мёртвая тишина. Совсем рядом оживлённые торговые ряды, но здесь время как будто остановилось. Ноябрьский вечер. Я стою внутри арки на улице Льва Толстого, 28 и ненавязчиво отодвигаю баннеры, прибитые к стене. Под ними – отпечаток кровавых репрессий прошлого века: выбиты имена, фамилии, даты. Памятник, сотворённый руками самих жертв.
Всё началось месяцем раньше. Очередное задание в университете – сделать телевизионный сюжет о какой-то вещи, с которой связана реальная история. В поисках темы обшарила закоулки библиотеки. Всё казалось банальным и избитым. И вдруг – одна маленькая заметка. Единственная заметка во всей библиотеке! В справочнике топонимов вижу: арка НКВД. Здесь, согласно городской легенде, ждали свидания с заключёнными. С адресом, правда, напутали, да и с предназначением тоже. Стоило копнуть глубже – и легенда оказалась реальностью. Впрочем, реальность эту и сейчас скрывают. Сюда не приходили в надежде на встречу с арестантами. В этом маленьком изоляторе, с двух сторон окружённом тяжелыми металлическими воротами, сами осуждённые дожидались своего приговора. Камер, знаете ли, не всегда хватало. И вот так стояли тут. Или сидели. На улице. В мороз, жару, дождь и снег. По десять и по сто человек.
По фотографиям в интернете и тем, что удалось сделать, отодвинув рекламные баннеры, нахожу имена, даты, фамилии. В архиве идут навстречу – несколько недель для меня подбирают подходящие дела репрессированных. За месяц поисков удалось найти всего двух человек. Оба – кулаки, оба приговорены и расстреляны в Барнауле. Оба оставили свой след в истории арки НКВД.
Следующий этап – пытаюсь связаться с историками. Все, как на подбор, отказываются давать интервью. Мол, тема такая «тёмная», не хочется лишний раз поднимать. В конце концов, после нескольких настойчивых звонков поддаются.
И вот декабрь, съёмки. Мы записываем интервью на фоне арки, во внутреннем дворе. Владельцы магазина, которые «украсили» стены рекламными баннерами (санфаянс, обои – заходите, не стесняйтесь), услужливо идут нам навстречу: снимают плакаты, чтобы мы могли увидеть и заснять арку, как она есть. Смущённо оправдываются: повесили их здесь, чтобы покупателей не отпугивать, не нравится им это место.
Вообще, неудивительно. Наверное, это на генетическом уровне передалось. Историк рассказал мне, что раньше этот участок Ленинского проспекта, начиная с улицы Льва Толстого, обходили стороной. Боялись. Ведь здесь был сконцентрирован весь комплекс зданий карательной системы. Чего стоит один бывший универмаг купца Морозова, где в 30-е годы размещалось управление НКВД Алтайского края (сейчас там, кажется, продают канцелярские принадлежности).
И вот баннеры сняли. Знаете… Сложно передать чувства, когда видишь целый мемориал, изрезанные снизу доверху стены, где каждый кирпичик – чей-то надгробный камень. Очень тяжёлая, невероятно тяжёлая энергетика!
Тщательно снимаем чуть ли не каждое имя. С утра я, не подумав, легко оделась: не ожидала, что съёмки затянутся, да и не рассчитывала, что температура так резко опустится до минус 20. За полтора часа руки и ноги начинают неметь. Невольно думаю: это всего полтора часа, а они могли стоять здесь в такую погоду сутками…
Архивные дела заключённых – испытание другого уровня. Они ещё не до конца рассекречены, но с приговором, протоколом допроса, основными документами можно ознакомиться. Читаю и живо представляю всё. Вот Зайцев Иван Петрович – явный бунтарь. Человек с непростым характером, любитель высказать свою точку зрения, всегда стоит на своём. Человек с широкой русской разгульной душой (однажды он в порыве веселья, будучи подшофе, на санях врезался в колхозное здание, да и других выходок было немало). Разумеется, с таким характером, имея в прошлом кулацкое хозяйство, он был обречён на гибель… Смертный приговор ему вынесли в мой день рождения, 29-го декабря. Его мать, жена и четыре дочери остаются без кормильца. Читаешь, а в горле ком, и холод по спине, и слезы.
В жизни города мой сюжет (его показали по местному ТВ) ничего не изменил, только в моей. Теперь, когда я прохожу мимо арки, всегда становится жутко и стыдно. И рекламные плакаты не спасают. Зачем, спрашивается, в 2010-м у нас открывали памятник жертвам политических репрессий? Вернее, зачем – понятно, непонятно, зачем сделали ещё один? Ведь вот он – снимите баннеры, и вы поимённо увидите, кто эти жертвы, кому подносить цветы! Не снимают…
