Кому принадлежит наш «цифровой след»?

«Каждым действием в сети мы оставляем цифровой след. Между ним и биологической ДНК есть прямая связь» — с таким тезисом 24 января топ-менеджер «Лаборатории Касперского» Евгений Черешнев вышел на сцену одного из самых престижных мировых форумов, призванных распространять идеи, значимые для развития человечества, — TED (Technology, Entertainment, Design).

«В биологическом ДНК содержится фактическая информация о рис­ках, например определённых болезней, или о том, что у человека глаза синие — что бы он ни делал. Цифровая ДНК в каком-то смысле [ещё один] слой биологической, так как в ней содержится фактическая информация о поведении человека, его личности, и по этой информации можно с высокой достоверностью предсказывать поведение человека в определённых ситуациях», — объясняет Черешнев в разговоре с ЖУРНАЛИСТОМ.

 

,

Готовы ли вы отказаться от поиска Google? Я — нет. Значит, нужно смириться с тем, что платим мы «натурой»

,

Чей след?

На то, кому принадлежат наши «цифровые отпечатки», есть три точки зрения:

1. Следы принадлежат «поверхности», на которой оставлены, то есть компаниям, которые предоставляют различные интернет-сервисы.
2. Право на «цифровые отпечатки» пользователей имеет страна, гражданство которой есть у пользо­вателя.
3. Тот, кто оставляет следы, и имеет на них право.

 

,

,

1. Корпорации

Первая позиция, очевидно, выгодна крупным игрокам рынка интернет-услуг: поисковым компаниям, почтовым сервисам, социальным медиа — тем, кто умеет зарабатывать деньги, анализируя наши «следы» и продавая результаты анализа рекламодателям для лучшего «нацеливания» рекламы.

Трудно осуждать их за это. Ведь на самом деле успех компаний такого рода в очень большой степени зависит от того, каким объёмом данных мы вольно или невольно делимся с ними.

Интерес рекламодателей можно оправдать только подробными сведениями о личности получателя рекламного сообщения. И если таких данных много и эти данные хорошо структурированы, рекламодатель получает возможность адресного, личного обращения ко всем этим людям, которые ничего не знают о рекламируемом продукте и о которых сам рекламодатель не знает ничего, кроме тех сведений, которые посчитали нужным сообщить ему представители сервис-провайдера.

Именно эта адресность и отличает принципиально рекламу в высокотехнологичной среде от рекламы в традиционных средствах массовой информации, таких как телевидение, радио и пресса.

Позиция монстров ИТ-индустрии сильная: в большинстве случаев мы не отдаём деньги за использование сервисов, которые предоставляют нам Google или Яндекс, Facebook или ВКонтакте. Но ведь мегакорпорации существуют для того, чтобы приносить доход. Готовы ли вы отказаться от поиска Google? Я — нет. Значит, нужно смириться с тем, что платим мы «натурой». Тем более своевременно показанная реклама, соответствующая нашим интересам, помогает не пропустить интересный фильм или в нужный момент узнать о начале продаж гаджета, который позволяет решить важную задачу.

 

,

,

2. Государство

Автором второго подхода считают Наталью Касперскую, крупного российского ИТ-предпринимателя и проправительственного общественного деятеля (члена рабочей группы при Администрации Президента, отвечающего за направление «Интернет и Общество»).

В интервью «Новой газете» она заявила: «У человека в России сейчас есть ощущение, когда он оставляет в интернете какую-то информацию, что он её контролирует. На самом деле это не так <…> И я ратую за то, чтобы ввести ограничения на большие данные, чтобы государство осуществляло свои функции, гарантировало безопасность. Вот представьте: вокруг человека, пользователя Сети, собирается такое облако данных <…> А кто-то этим облаком торгует за вашей спиной»*.

Слабость этого подхода (и его сила) в заведомом патернализме по отношению к гражданам страны: «Пятьдесят миллионов людей у нас [активных пользователей] — да, они не справятся сами». Это как с обязательной диспансеризацией. Считается, что люди сами не в состоянии нести ответственность за своё здоровье. Проблема в том, что обязательный медицинский осмотр превращается в профанацию и создаёт условия для множества злоупотреблений. Патернализм в области личных данных тем более опасен.

Наталья обеспокоена тем, что агенты враждебного влияния смогут управлять поведением ответственных работников в России, в том числе посредством шантажа. А меня больше пугает образ мелкого начальника, получившего доступ, допустим, к истории поиска какого-нибудь незадачливого студента.

 

,

Большинство интернет-пользователей в России катастрофически невежественны. Им, по большому счёту, плевать на то, кто и с какой целью использует их данные, если речь не идёт о доступе к банковскому счёту

,

Я не идеализирую сограждан. Большинство интернет-пользователей в России катастрофически невежественны. Им, по большому счёту, плевать на то, кто и с какой целью использует их данные, если речь не идёт о доступе к банковскому счёту. И для многих государственная защита была бы неплохой альтернативой личной ответственности.

Но лично мне симпатичнее идея развития образовательных программ по цифровой грамотности. Именно грамотности, а не безопасности. Потому что первые культивируют знание, а вторые — страх. К сожалению, в реальной образовательной практике чаще приходится сталкиваться со вторыми. И цитируемое интервью г-жи Касперской даёт понимание корней такого подхода.

В итоге часто попытки медиаобразования в школах превращаются в сеанс страшилок. Эффект при этом возникает обратный: как в пионерлагере, когда старшие рассказывали истории про гроб на колёсиках или красные шторы. Адреналин, кайф! И загадочные слова типа «киберсквотинг», «кибербуллинг», «фишинг» и т.п. приобретают романтический ореол, вместо того чтобы быть низводимыми до уровня банального хулиганства. Из «гопников на раЁне» такие «образовательные проекты» вместе с масскультом превращают деятелей киберкрайма в робингудов, пиратов ХХI века.

А если так, то в чём же причина, по которой явно неэффективный запретительный подход является основой государственной политики в области высокотехнологичной коммуникации (да-да, я тоже сейчас вспомнил про запрет в России социальной сети LinkedIn)?

Управлять проще сословным общест­вом. Неслучайно навязчивой идеей властей предержащих является построение вертикали власти. Сословное общество основывается именно на распределении различных социальных групп в системе вертикальной зависимости друг от друга. Основанием деления на сословия в «обществе знания» может стать доступ к информации: средствам её получения, обработки и распространения**. А можно сделать проще: кто-то информацию производит, а кто её контролирует. Чем не основание деления?

 

,

,

3. Сам человек

Наконец, третья точка зрения, которую высказывает Евгений Черешнев. «Я провёл достаточно экспериментов над собой, чтобы иметь полное право на следующее профессиональное мнение: персональные данные являются неотъемлемой частью человеческого тела и его биологических показателей. Предлагаю отныне и впредь считать пользовательские данные слоем биологического ДНК. Цифровым ДНК, если угодно. И относиться к нему соответственно: эта уникальная для каждого из нас информация, записанная в нас (по сути, это так), должна физически и юридически принадлежать человеку, который её производит», — написал он на своей страничке в Facebook 30 ноября 2016 года.

Дальше он подробно объясняет, почему ни одно государство или провайдер сервиса не должны иметь закреплённого в законе права полного и постоянного доступа к «цифровому ДНК» человека без его явно высказанного и осознанного согласия: «Потому что, имея доступ к цифровому ДНК, можно идентифицировать любого человека в Сети без логинов и паролей, можно управлять его желаниями, его перемещениями, его способностью к репродукции, его тягой к знаниям, искусству, его вредными привычками и зависимостями. И это не шутка».

Позиция Черешнева основана на том, что, если какая-то компания изобрела что-то по-настоящему революционное — скажем, гравитацию, — это не делает её полноправным владельцем гравитационного поля каждого человека.

Ещё один существенный момент, на который обращает внимание Евгений, — уязвимость любого централизованного хранилища данных: «Взломать можно всё. Нет гарантии того, что государство или условный «Ростелеком» или AT&T смогут сохранить данные в безопасности. Поэтому единственный верный путь — это децентрализация и создание инструмента, обеспечивающего практически право собственности на частные данные — чем я и занят».

 

,

,

Кто же прав?

Интересно, что исходные позиции Евгения и Натальи довольно близки: их возмущают ультимативные требования сервис-провайдеров предоставить персональные данные в обмен на доступ к той или иной сетевой услуге. Но выводы они при этом делают разные. Позиция Жени, который всё-таки верит в людей, а главное — не стремится «протезировать» личную ответственность граждан, вызывает у меня большую симпатию.

Хотя, справедливости ради, должен заметить, что сценарий, предлагаемый Натальей Касперской, свидетельствует о её трезвом понимании потребностей и предпочтений большинства жителей России. Однако идеи Черешнева направлены в «завтра», а предложения Касперской основываются на сегодняшнем положении дел.

Противостояние Натальи Касперской и Евгения Черешнева символично и традиционно для российского философского дискурса, поскольку иллюстрирует классическое противоречие между интересами отдельной личности и государства.

Проблема в том, что само понятие «гражданство» как принадлежность человека к той или иной стране размывается вместе с географическими границами, в том числе под воздействием тех самых технологий, которые и вынуждают нас оставлять цифровой след.

 

,

Нельзя существовать в Сети бесследно: наша «сетевая жизнедеятельность» по сути и есть оставление «цифрового следа»

,

Александр Тивельков, один из активных игроков глобального сообщества разработчиков открытой облачной платформы OpenStack, так прокомментировал эту ситуацию: «Мне кажется, что в постиндустриальном мире государства должны превратиться в эдакие «транснациональные профсоюзы пользователей», ограничивающие амбиции таких же транснациональных корпораций».

Нельзя существовать в Сети бесследно: наша «сетевая жизнедеятельность» по сути и есть оставление «цифрового следа». И вопрос о его принадлежности в конце концов выходит за пределы экономики и даже политики. Он попадает в ведомство этики, поскольку в самом общем виде звучит так: кому принадлежит наша жизнь?

И если мы соглашаемся с тем, что наша жизнь принадлежит нам самим и, может быть, самому близкому кругу людей (друзей и родственников), то и «цифровой след» наш также должен принадлежать нам, нашим близким родственникам и друзьям. Самым близким родственникам и друзьям. На этой позиции и стоит Евгений ­Черешнев.

 

,

* Здесь и далее цит. по: «Новая газета», № 142 от 19 декабря 2016 г.: «Я, как милиционер, вижу в пользователе сначала потенциального преступника», — говорит Наталья Касперская в интервью спецкору Павлу Каныгину.

,

** См. подробнее Стечкин И.В. Медиаобразование в школе: страшилки и дружилки // Сборник статей к научно-практической конференции «Новые медиа в гуманитарном образовании (г. Москва, РГГУ, 17 апреля 2013 г.). С. 37. А также: Стечкин И. Нужны ли нам цифровые граждане? // Все для администратора школы! 2013. № 19.

,

Фото: shutterstock.com, Ekaterina Bykova/Shutterstock.com, Pavel Burchenko/Shutterstock.com, gary yim/Shutterstock.com, shutterstock.com