Мастер непридуманног рассказа

Строго говоря, это не рецензия. Я до сих пор не знаю, как надо писать рецензии на такие книги и такие стихи. Я делал так: выключил телевизор, сел в кресло и спокойно, не торопясь, прочитал книгу Иосифа Гальперина от корки до корки. Что и вам советую.

Гальперин — постоянный автор журнала ЖУРНАЛИСТ. И мой давний друг. По итогам 2015 года Гальперин стал лауреатом Национальной литературной премии «Писатель года» в номинации «Проза». По условиям премии Оргкомитет издаёт любую предложенную книгу лауреата. И вот в 2017 году книга Иосифа издана. В предисловии сказано, что в ней опубликованы непридуманные рассказы, написанные автором с 2011 года. Но что такое «непридуманное»? Это значит, что на 330 страницах текста книги описаны десятки происходивших на самом деле событий и талант Гальперина сказался в том, что о них рассказано так, словно все они возникли благодаря его фантазии и мастерству.

Мне, знакомому с Иосифом ещё по студенческому общежитию (жили в одной комнате), позже сотрудничавшему с ним как с журналистом в Башкирии, а ещё позже работавшему вместе с ним и его женой Любой Цукановой в экологическом еженедельнике «Спасение», посчастливилось открыть этого человека заново. Ведь читал его и раньше. Далеко не всё, однако, читал. Но его непридуманные истории, оказавшись под одной обложкой, вдруг обрели новые свойства. Где-то в начале книги Иосиф сказал, что человек, получая имя при рождении, весь отведенный ему срок наполняет имя своей жизнью. Безыскусная мысль, но глубокая.

,

,

 

Нечто за пределами

Во-первых, о названии книги. Такая машинка для точки лезвий была и у моего отца. И ремень, на котором «наводили» опасную бритву, тоже был, и точильный камень, и другие атрибуты прежних времён. По сути, автор самой этой книгой будто затачивает ушедшие времена, снимая с них пыль и ржавчину прожитых лет. Ушедшее просачивается сквозь пальцы неудержимо: вот только что было «сейчас», а уже улетело. Там есть главка «Сеть. Соты». Это о природе времени, так, как ему привиделось однажды в полусне. И он смог запомнить, записать. Меня вообще больше всего поразили уходы в сторону, казалось бы, от темы. Вот Гальперин анализирует мир, себя в нём, и вдруг возникают удивительные — и очень точные — отступления и обобщения. Кое-где эти обобщения выражены прямо в названиях глав — «О пирамидальности сознания», например.

Почти в каждой главе находится нечто выходящее за пределы самой главы и какой бы то ни было документа-листики. Вот Иосиф рассказывает о своей репортёрской работе, о том, что в момент дела (будь то на войне или в цирке, рядом со зверьём) начисто исчезает страх. Цирк — это была его особая любовь, полная открытий. Вот старый фокусник, работавший прежде с Мессингом, не видя ни его лица, ни глаз, отвечал на вопрос, заданный мысленно. С укротителем Запашным своя история. Запашный приглашал его к себе ассистентом. Иосиф не боялся. Он участвовал в репетициях. В другой ситуации и близко не подошёл бы к хищникам. Но здесь нисколько не боялся, вёл себя с хищниками запанибрата. И не потому, что он такой бесстрашный. Просто ему предстояло об этом писать, и будущее письмо — как охранная грамота, как щит. Примерно то же самое случилось с ним в зоне боевых действий. Он должен был улетать, но самолёт задержали до следующего дня. Представьте: ночь, голое поле, окопчик. Вдруг встретил дорогую машину. Спросил, не подбросят ли к жилью переночевать, и оказался в компании хмурых мужчин, которые сначала заехали в соседнюю республику, а потом всё-таки, получив, видимо, разрешение, привезли журналиста к жилью, а утром — на аэродром, откуда ему предстояло улетать домой.

 

Семья и любовь

Иосиф рискнул взяться за то, в чём труднее всего сохранить беспристрастность и непредвзятость. Он описал хронику своей семьи, и это получился не календарь знаменательных дат, а живые люди — такие, какими он их запомнил. Дед, бабушка, мама, отец-журналист, тётки, уже не помню, кому какая вода на киселе. Все варились в одном коммунальном котле, съезжались, разъезжались. Смесь языков, блюд, обычаев еврейских, украинских… Объемные, чёткие портреты, отношения видны невооружённым глазом, и в конце концов увлекаешься: и тем, как женщины тянули мужскую лямку, и тем, как мужчины молча отвоёвывали право заниматься своими делами.

История любви с Любой — отдельная песня. В этой главе (впрочем, Люба возникает и в других) упоминаются люди, которых и я хорошо знал. И во мне ожил третий корпус на Мичуринском проспекте, вся эта общежитейская жизнь, которая, казалось, уже быльём поросла. Ожило всё, даже больше, чем Ося написал. Но истории его любви я не знал, хотя хорошо знаком с обоими. Их встреча, их старт — всё это чуть-чуть напомнило мне Аксёнова. Не по стилю письма, а по стилю жизни, который всегда рифмуется со своим временем.

 

Друзья и враги 

В книге выведена целая череда наших общих друзей. Иван, который знакомил Иосифа и Любу с Болгарией. Я не любитель краеведческих текстов, если места мне незнакомы. Но здесь была драма. Иван, молодой и сильный, потом умер. И всё, сказанное прежде, вдруг окрасилось в другие цвета. Глава «Медведь» — о человеке энергичном, беспокойном, который был всегда в переездах и перелётах, потом перенёс инсульт. Потом — осложнение. Он ходил по дому и впрямь как медведь-шатун, круша на своём пути что ни попадя. Я его хорошо знал. Это был мой друг. Его уже нет. Переехавшая в Болгарию театральная семья. Муж-режиссёр выезжал в Москву готовить спектакли, а жена его, в прошлом прима, привыкшая командовать и играть, привыкшая к обществу, завела кошек и разговаривала с ними, и создавалось впечатление, что они её понимают. Ещё один наш общий друг по общаге — выдающийся метафорист, обвешанный, как ёлка, наградами, скромный, стеснительный даже. Тогда он добывал на пропитание деньги как рабочий сцены…

Я скажу несколько слов о цикле из семи публикаций «Уроки Бесланской школы». Это расследование. Это анализ. Это подвиг человека, старика, которому террористы предлагали уйти, но он ценой своей жизни спас часть детей. О Беслане писали много. Я не могу оценивать, какой из хороших текстов лучше. Но когда я читал Гальперина, я распереживался. И считаю, что читать это нужно, иначе мы никогда не поймём, что с нами происходит.

 

Поэзия и власть

В зак лючение отдельно хочется сказать о Гальперине как о выдающемся эссеисте. У него есть эссе «Власть поэзии и поэзия власти» — об Осипе Мандельштаме. Прочитайте его, пожалуйста. И «Созвездие Чика» памяти Фазиля Искандера — тоже прочитайте. А потом зайдите, например, на страницу Гальперина stihi.ru/avtor/iosif3 — и познакомьтесь с его поэзией. Все это если и не поможет вам в спорах с властью, то явно обогатит.