Клуб молодого журналиста: Правда без охоты

╔   Журналистское расследование — это сложный и опасный жанр, за который возьмется не каждый журналист. Роберт Карапетян один из немногих, кто за него берется. В своём интервью он рассказывает о своем опыте работы и о том, как он пришёл к журналистике.

Как вы стали журналистом?

— Началось всё со школьного телевидения. Я был оператором. Первый фильм был на тему экосистемы — мы ходили по лесу и снимали жучков и червячков.

У нас был большой материал про библиотеку Белинского, в котором мы рассказывали легенды, истории про приведений, про духа краеведа Бирюкова, который перекладывает книги с места на место.

Тогда мы выиграли конкурс, который проводился библиотекой и получили золотой билет почетного читателя. Он давал право, будучи школьниками, ходить в библиотеку, брать книги на дом и посещать все отделы, даже отделы редкой книги.

В УрГУ я научился работать на профессиональном оборудовании, а после пошел на «Четвертый канал». Там, поработав пять лет оператором, понял, что мне не хватает просто съёмок.

Мне было интересно самому придумать тему, снять её, смонтировать, и поскольку всеми этими процессами я овладел, мне оставалось только научиться писать.

«Четвертый канал» — это серьезная школа. Наблюдая, как работают репортёры, ты очень быстро учишься, потому что там условия реального телевидения. Если ты что‑то неправильно сделал, тебе это сразу выйдет боком.

И эти пять лет не прошли даром, я снял свой первый пилотный выпуск и отнес его программному директору. Это было экологическое расследование: как в Туринских лесах в семидесятых годах сбрасывали какие‑то болванки. Снимать было особо нечего, никаких доказательств нет, потому что всё это скрыто военной тайной. Но, тем не менее, мы отправились в эти леса, чуть в этих болотах не заблудились и не погибли. Директор посмотрел и сказал: «Да, это вполне эфирный продукт. Мы можем его поставить».

«Туринская аномалия» — это первый журналистский опыт или были до этого уже материалы?

— Как журналистский — да. Я не беру все эти школьные дела, это скорее какие‑то журналистские похождения. Мы как чувствовали, так и писали.

Но настоящий первый фильм, которым я горжусь — про Алапаевскую узкоколейку «Дорога жизни». Сейчас у нас современная версия этого фильма 2015 года, а есть первый выпуск 2006, который победил на конкурсе «Профессия-репортер» телекомпании «НТВ» и стал победителем в номинации «Спецприз имени Ильи Зимина» в 2007 году.

Тогда мы получили 300 тысяч рублей и купили новое оборудование для нашей скромной маленькой телекомпании. Это был первый текст, который я написал с пониманием дела.

Как появилось телевизионное агентство «Скрытая камера»?

— Было все очень просто: когда я учился на журфаке, нужно было Борису Николаевичу Лозовскому, нашему декану, сдать экзамен. Для этого требовалось грамотно составить заявление на регистрацию средства массовой информации и документы собрать. Подумал: «А что? Я буду зря такую работу проделывать, просто так от фонаря что‑то писать?». Мне давно хотелось зарегистрировать своё СМИ. Таким образом, этот экзамен подтолкнул меня к созданию агентства «Скрытая камера» в 2001 году. С тех пор это СМИ дает мне право выходить в эфир и делать свою программу.

Основной жанр в «Бюро журналистских исследований» — это журналистское расследование, верно? Или вы называете этот жанр иначе?

— Я называю это «специальным репортажем», потому что самих журналистских расследований немного, всего 10 из 85‑ти выпусков программы. Журналистское расследование — очень сложный жанр: каждая тема требует много сил, нужно проводить серьезную работу.

Чем вас привлёк жанр специального репортажа?

— Он такой легкий, ненавязчивый. Он позволяет делать фильмы на разные темы, не зацикливаясь на какой‑то одной. Ведь у нас нет чёткой специализации, мы не потребительская программа. Если захотим, снимем про спорт, про то, как добывают соль, как готовят самолет или поезд в рейс. Этот жанр универсален, у него нет никаких рамок, как в новостях, в которых нельзя использовать ни музыку, ни эффекты.

Что самое сложное в журналистском расследовании?

— Сохранить объективность и соблюсти баланс мнений. Любой репортёр, который делает материал, вносит что‑то своё, а от этого нужно уходить. Даже если ты сопереживаешь пострадавшему, ты всё равно должен показать вторую сторону, чтобы это не превратилось в какие‑то журналистские измышления.

С какими опасностями вы сталкивались?

— В основном это запрет на съемку, задержание, угрозы. Всегда есть темы, которые кому‑то не нравятся. У нас было несколько фильмов, после которых были угрозы в наш адрес. К примеру, фильм «Люди из нефти», в котором рассказывается о деревне Павлово Пермского края, где при добыче нефти нарушаются технологические процессы. Из-за этого нефть разливается по всей деревне. В результате медики обнаружили в крови детей и взрослых нефтепродукты, а это приводит к серьезным заболеваниям. Тогда сразу после эфира начались звонки с угрозами. Мне даже пришлось уехать из дома со всеми отснятыми материалами и два месяца жить на съёмной квартире. Один раз, когда мы сняли фильм «Наказанные» про избиения заключенных в колониях Свердловской области и запустили промо-ролик, нам позвонили на канал и устроили истерику. Сказали, что мы готовим социальную провокацию, социальный взрыв на фоне выборов. Так совпало, что буквально через месяц-полтора были выборы президента, и они что‑то связали с этим. Руководство канала снимает этот фильм с эфира, мне звонит директор и говорит: «Что ты там опять наснимал?» Отвечаю, что все как обычно. Оказалось, фильм просят показать перед эфиром. «Нет, ну на каком основании я буду показывать государственному исполнительному органу какие‑то свои материалы, у нас вообще‑то цензура запрещена Конституцией, законом о СМИ, то есть, нет правовых оснований показывать этот фильм перед эфиром. Я это делать не буду», — заявил я. Тогда директор попросил показать фильм ему, и я согласился. Он посмотрел и схватился за голову, потому что там были реальные факты: люди сидели и рассказывали такие ужасы, что просто волосы дыбом стояли. И там были реальные видео с избиениями. Поэтому директор предложил придержать этот фильм, но Алена Вугельман, наш директор информационного вещания, поговорила с ним и уговорила поставить фильм обратно в эфир. 

Это был единственный случай, когда нашу программу сняли с эфира. Но это был бы скандал. Во-первых, мы запустили промо, и многие люди уже увидели это. А во‑вторых, мы всё равно потом выкладываем материалы в интернет, и он бы дошел до своего зрителя.

Не страшно ли каждый раз выходить на охоту за правдой?

— На самом деле страшно, но это такие темы, которые приносят удовлетворение. Если бы я снимал программы только о том, где купить какую‑то шмотку, то мне было бы стыдно. Я считаю, что журналистика должна приносить пользу. Может быть, это будет громко сказано, но после того же фильма о деревне Павлово «Люди из нефти», людей начали переселять, им начали давать квартиры.

Я не знаю, послужил ли наш фильм этому, но, по крайней мере, это было после его выхода в эфир. Прокуратура начала проверки и обязала нефтяную компанию пересилить в безопасное место из деревни всех жителей.

Я веду к тому, что какой‑то сдвиг журналист может сделать.

Поэтому можно заниматься какой‑то основной деятельностью, к примеру, писать там обычные тексты, но иногда для поддержания своего журналистского духа нужно делать настоящие материалы. Именно остросоциальные. Пусть даже это будет сюжет о бабушке, которая замерзает в собственной квартире и которой никто не может помочь. Нужно обращать внимание на такие проблемы, это, мне кажется, основная задача журналистики.

Что бы вы могли посоветовать тем, кто решит браться за жанр журналистского расследования?

— Подстраховываться. Во-первых, нужно, чтобы кто‑то из коллег обязательно знал, что вы занимаетесь этой темой, чтобы вы могли попросить о помощи, если с вами что‑нибудь случится. Когда мы снимали интервью с экологом в Перми на фоне военного завода, где сжигают отработанные баллистические ракеты, нас задержала охрана. Мы вызвали полицию на помощь, чтобы нас защитили, потому что это было нарушение закона о СМИ. Но полиция, вместе того, чтобы нас защищать, приехала с автоматами, скрутила нас и увезла в РОВД. К счастью, мы успели отправить sms нашим коллегам в Москву, и там уже подключилось НТВ, «Эхо Москвы». Они начали звонить в РОВД, спрашивать, почему задержали журналистов. После и местные СМИ подключились. Поэтому важно, если вы снимаете что‑то «крамольное», пусть у вас будет на телефоне кто‑то, кто сможет вмешаться, потому что всякие ситуации бывают. Но не нужно специально лезть, если вы понимаете, что точно получите по голове. Ни один материал не стоит травм, и нужно беречь себя.

Во-вторых, нужно советоваться с юристами, если есть такая возможность. И, в‑третьих, соблюдать баланс мнений, чтобы информация не была однобокой.

Иногда к тому, что рассказывают жители, нужно относиться критично. Естественно, они будут орать, кричать о своей проблеме. И вы как журналист понимаете, что это журналистская удача, когда есть люди, которые все расскажут и покажут. Но на деле, при детальном рассмотрении, может оказаться, что всё не так однозначно, что есть вторая сторона, у которой есть своя точка зрения. В-четвёртых, прежде чем приступить к материалу, стоит посоветоваться с коллегами, которые в этой области уже работают, которые могут поделиться своим опытом. И вообще, спросите, тянет ли этот материал на журналистское расследование, получится ли сделать что‑то интересное.