Встреча и дискуссия авторов ЖУРНАЛИСТА на Московской международной книжной выставке-ярмарке прошла сегодня, 9 сентября.
В начале гости посмотрели фильм о журналисте Юрии Щекочихине «Грусть несвершенного». В кадре: записи из личного архива, видео с премьеры фильма, а также воспоминания коллег и друзей Юрия. Сценарий написала Надежда Ажгихина, вдова Юрия Щекочихина.
Ясен Засурский, президент факультета журналистики МГУ:
Никакое время не позволяет говорить открыто, честно и правдиво. Всё это достигается за счет смелости, желания сказать правду.
Борис Жутовский, художник:
В те времена в «Литературной газете» читатели могли чувствовать, как пахнет свобода. Понюхаешь, а оттуда несет… Он наступал на горло огромному количеству людей и обстоятельств.
Елена Бондаренко, журналист, общественный деятель:
Он всем старался помочь. Юра умудрялся всех слышать. Он работал очень много. Думаю, он изменил очень многих людей. Он показал, что мы можем быть не по одиночке.
Геннадий Селезнев, депутат Государственной Думы 1993-2007:
Щекочихин никогда не был равнодушным Он говорил: “Я думал, что с коррупцией и оргпреступностью можно покончить, но все только развивается”. И расследования подобных дел не обходились без него.
Всеволод Богданов, председатель Союза журналистов России:
Журналистский материал живет один день. Юра опроверг это утверждение.
После просмотра участникам предложили поговорить о настоящем и будущем профессии в рамках дискуссии «Журналистика в цифровой век».
Модератор Надежда Ажгихина:
— Сегодня готов ли журналист отдать жизнь за свое слово или это анархизм?
— Как работать в новых условиях, когда медиасреда постоянно изменяется?
Всеволод Пуля:
Журналистика как социальный институт почти разрушена. При этом журналисты продолжают существовать, но называются по-другому. В этом ничего страшного нет. Желание людей докопаться до сути живёт, просто приобретает новые формы. Надеяться на то, что существует институт журналистики, как прежде, нельзя.
Мир меняет не слово, а технологии. Мир меняют “цукерберги”. Нам нужно думать про то, как мы можем вписаться в эти изменения и как мы можем влиять на доставку информации.
Александр Колесниченко:
Всегда есть люди, которые готовы отдать жизнь за правду. Другое дело, что сейчас новые технические возможности. Медиасистема так устроена, что сейчас статью прочитают тысячи, а не миллионы. Хотя потенциально могут миллионы, но слишком много всего вокруг. Существует ли журналистика как институт общества теперь? Конечно, журналистика есть. Если сравнивать с машинами, то журналистика все равно “едет”. Пусть нередко выглядит как ржавая маршрутка, но функцию по доставке выполняет. Без массовой информации не проживешь.
Факультет журналистики — он “противоестественный”. Поскольку непонятно, что вырастет из студента, получится журналист или нет. Студента не нужно форматировать и менять — из него либо что-то вырастает, либо нет. Никто точно не знает, что будет востребовано, например, через шесть лет. Поэтому студентам нельзя мешать и ломать их.
Максим Корнев:
Журналистика – это вирус. Очень много изменилось: технологии, аудитория, стиль потребления информации. Сейчас важно этот вирус превратить в мутирующий штамм, чтобы он был не только на журфаках, а заражал буквально всех и каждого. Чтобы простой пользователь умел обращатся с информацией, отличайть фейки, то есть быть медиаграмотным. Так мы получим медиаграмотного и неравнодушного, отвественого гражданина. Журналистика — это не храм, не место, где служат. Это личный выбор и возможность каждого быть полезным обществу, людям.
Не нужно сталкивать технологические и гуманитарные подходы. Техническое уйдет к алгоритмам. А творческое останется — роботы не могу ответить на вопрос “Зачем?”, не формируют ценности и этику. Гуманитарии могут стать людьми будущего, но они должны владеть технологиями и понимать, для чего они работают.
Камилла Нигматуллина:
На журфаках мы воспитываем солдатов индустрии. Самое сложное — управлять творчеством. С точки зрения, менеджмента это практически невозможно. Герои всегда уходят раньше с журфаков. Главное идея — уважение к человеку. Я советую студентам создавать свои медиа.
И я все равно верю, что в начале было слово (а потом технологии).
Итог: гуманитариям поздно становится технарями — уже скоро роботы будут делать все за инженеров.
Всеволод Пуля: Сейчас надо развивать творческое мышление.
Надежда Ажгихина: Но возможно ли его развивать?
— Человек, который пишет по правилу перевернутой пирамиды, может стать креативным монстром?
Максим Корнев:
Есть разные подходы к креативности. Но обязательно нужно учить людей мыслить. Например, в ИКРе опытным путем пришли к тому, что людей можно научить креативно и системно мыслить. Креативность можно и нужно превращать в технологию, но без творчества и понимания ценности для людей технология так и останется набором схематичных действий.
Камилла Нигматуллина:
Доказано, что креатив связан с мелкой моторикой. Надо креативить руками, чтобы было ощущение на кончиках пальцев. Для стимулирования креативности можно вязать, например.
Александр Колесниченко:
Есть три вида навыков: hard skills (профессиональные навыки), soft skills (социальные навыки) и digital skills (цифровые навыки). Надо смещать баланс в сторону личностного развития, то есть развивать человека и его soft skills . Но тут сложно — это может вылиться просто в веселое времяпрепровождение.
Итог:
Александр Колесниченко: все будет хорошо!
Всеволод Пуля: Но чтобы все было хорошо, надо трепыхаться.
