Инна Павловна Руденко всю жизнь проработала в одной редакции — это была «Комсомольская правда». И всю жизнь она оставалась верна одной теме, ее можно сформулировать так: битва за хорошего человека. Она воевала за нравственность, за справедливость, за высокое и правильное — кто сейчас может сказать, что еще остались такие журналисты?
Мы работали на одном этаже много лет, но только в самом начале нового века отчего-то сблизились. То ли я стал умнее, то ли она мягче.
Я стал регулярно захаживать к ней в гости, благо, это было удобно: ее квартира располагалась в самом начале Тверской улицы, рядом с Белорусским вокзалом.
В соседнем магазине покупал коробку конфет и бутылку водки. Иногда привозил яблоки из своего сада. Инна, отворив двери, всегда так радостно всплескивала руками, словно пришел не сослуживец, а Дед Мороз.
— Вам можно? — показывал я свою бутылку.
— Можно, можно, — смеялась она. — Доктор разрешил и пить, и курить.
Где она таких докторов находила?
Инна провожала меня на крохотную кухню, где было накрыто скромное угощение: украинская колбаса с чесноком, грибочки. Я доставал свои дары. Мы садились друг против друга, она запаливала свою «Яву», начинали беседовать.
Эти разговоры были важны для меня.
Говорили о том, как изменилась жизнь — что безвозвратно потеряно и что получено взамен. Вспоминали «Алый парус» и своих коллег по той старой «Комсомолке». Перебирали героев ее публикаций. Иногда жестко спорили.
Инна вспоминала, как прорабатывали ее после каждой опубликованной статьи. Она тогда возглавляла отдел учащейся молодежи.
— Меня по каждому поводу куда-то вызывали, требовали объяснений, воспитывали. Однажды не выдержала, пошла к главному редактору Панкину, положила ему на стол заявление: «Прошу освободить меня от должности члена редколлегии, редактора отдела». Панкин: «Это что за истерика такая? Ты книжки читала, экзамены сдавала? Тогда должна понимать, что происходит. А происходит борьба нового со старым. Иди и борись. Это наша задача». Такой вот детский разговор произошел.
Панкин сейчас, вспоминая то время, настаивает: мы гордились тем, что были мальчиками для битья.
,
,
…Мы говорили о журналистике, о том, как сильно изменилась она в последние годы. И тут Инна стояла на своем. Однажды вспомнила, как она в середине 90-х вернулась из Праги, где работала собственным корреспондентом журнала «Новое время».
— Меня не было в стране четыре года. А какие это были годы? С 90-го по 95-й. И вот я вернулась, и мне главный редактор говорит:
— Инна Павловна, вы понимаете, что вы приехали в другую страну, в другую газету? И что ваше умение складывать слова сейчас никому не нужно.
Я так робко отвечаю:
— А почему мне сказали, что в прошлом году больше всего откликов пришло на статьи Пескова?
Он мне в ответ:
— Что касается Пескова, то животный мир не изменился.
Я сказала главному: «Давайте попробуем. Просто приживалкой я быть не хочу. Не получится — уйду».
Тогда даже близкие мне люди говорили: другая жизнь, другие проблемы, другой язык, и ты должна полностью измениться, чтобы соответствовать новому времени. Но полностью измениться я не могла.
Это был для меня очень трудный период. Очень трудный. Я, как героиня Горького Ниловна, бочком-бочком ходила по коридорам. Сегодня, если я могу чем-то гордиться, то это тем, что у меня есть читатель, я завоевала читателя, ничуть при этом не изменившись, не поддавшись ни на одну «желтую» тему.
— Вы прямо, как Нина Андреева, никогда не поступались принципами.
— Ты знаешь, я считаю, что политическими принципами как раз поступаться можно. Нужно! Потому что со временем ты что-то узнаешь: достаточно, скажем, прочесть скрытые от нас ранее «расстрельные» письма Ленина, чтобы изменить к нему отношение. А «Архипелаг Гулаг»? Сначала мы улучшали эту систему — социализм, потом мы поняли, что она не улучшаема, наши взгляды изменились… А вот этическими принципами поступаться нельзя.
…Она опять доставала из мятой пачки свою «Яву», вкусно затягивалась.
— Я тебе еще раз хочу сказать, что меня всегда больше всего интересовал человек. Когда Танька Агафонова (знаменитый репортер «КП» — В.С.) говорила, что она едет на Кубу или на Северный полюс, я ее не понимала. Мне были интересны не экзотические места, а люди, их судьбы, их страсти.
…Хорошо, что, придя домой, я записывал эти разговоры. Возможно, когда-нибудь, опубликую. Возможно, молодые ребята, мечтающие о журналистике, прочтут и проникнутся. А кто-то (вдруг) захочет повторить ее путь. Мне кажется, именно сейчас, сегодня, журналистика Руденко нужна как никогда. «Сердца — да это же высоты, которых отдавать нельзя».
,
