Алексей Ковалев, «Кода»: «Фейки — это как кокаин»

Медиаменеджер Алексей Ковалев о своем новом проекте, современной журналистике, блокировке Telegram и о том, почему люди не перестанут верить в фейки.


— В самый разгар блокировок Telegram сайт только что запущенной «Коды» был недоступен у многих пользователей. Как вы спасли свой новорожденный проект от Роскомнадзора?

— Мы просто сменили хостинг, потому что устали ждать разрешения ситуации. Подсеть нашего хостинга Digital Ocean была заблокирована 19 апреля, то есть через три дня после начала блокировок, а IP-адреса были внесены в постановление прокуратуры задним числом. На наши сообщения никакого ответа от Роскомнадзора не поступило.

 

— Что ты думаешь по поводу всего происходящего с интернетом, Telegram, Роскомнадзором?

— С одной стороны, это большое унижение для РКН, за которое нам наверняка еще отомстят. С другой — Роскомнадзор действовал явно не по своей инициативе, это скорее аппаратная борьба.

 

— А по инициативе кого?

— Думаю, ФСБ, которая уже давно утверждает, что Telegram используют террористы. Но понятно, что это абсурд. Как сказал Павел Дуров еще в 2015 году: «Давайте запретим слова, террористы их тоже используют». Вся кампания с самого начала выглядела лживой и лицемерной, потому что запреты никто не соблюдает: мессенджером как пользовались, так и продолжают пользоваться все высшие чиновники в России и государственные СМИ. В этой истории проявилась к тому же вся техническая некомпетентность цензурных ведомств.

 

— Неужели в таком крупном ведомстве, как Роскомнадзор, нет хороших технических специалистов, которые могли бы выполнить постановление?

— Да нет там никаких технических специалистов! Хороший специалист пойдет работать программистом или вовсе за границу уедет. В Роскомнадзоре думали, что заблокируют несколько IP-адресов и Telegram перестанет функционировать. У них был такой опыт с LinkedIn, и это сработало. Но сработало только потому, что платформа не очень популярна в России, и никто особенно не огорчился.

 

— Вернемся к твоему новому проекту «Кода». Что это вообще такое?

— «Кода» — это гуманитарный некоммерческий проект про длинную журналистику, про то, что действительно важно.

Я работал во многих новостных изданиях, и рано или поздно это приводит к депрессии, мы превращаемся в рабов трафика ради трафика.

У меня есть в Twitter проект «Порчу новости — экономлю вам клик», где я высмеиваю кликбейт и новости ни о чем. Недавно был эталонный случай с заметкой РИА «Кириенко рассказал об изменениях в администрации президента», а когда открываешь новость, там цитата самого Кириенко: «Я не знаю». И такого сейчас действительно много, потому что существуют некие нормы выработки по новостям в день для журналиста и все работают ради цифр. Я очень рад, что сейчас у меня есть возможность вырваться из этой гнетущей, выматывающей повестки.

 

— «Кода» — это часть международного проекта Coda Story. Как получилось, что ты стал ею заниматься?

— Все просто: мне предложили делать русскую версию проекта, их концепция мне очень понравилась, и мы начали ее делать.

 

— Проект не зарегистрирован как СМИ?

— Нет, мы не видим особенной надобности в этом. Разве что мы не смогли подать в суд на блокировку из-за отсутствия регистрации юридического лица. Вообще лицензия Роскомнадзора нужна для того, чтобы над тобой висела угроза ее лишения. Никаких особенных преимуществ, кроме аккредитации на различные мероприятия, она не приносит.

 

— В чем основное отличие «Коды» от схожих проектов?

— Мы можем позволить себе работать неделями над одной статьей. За материалами мы обращаемся чаще всего не к журналистам, которые за час переквалифицируются в физиков-ядерщиков / геологов / химиков и так далее, а сразу к специалистам, даже если они совсем не умеют писать. Мы редакторы — мы сможем это исправить, зато у нас будет глубокий экспертный материал. При этом мы совершенно пока не думали над монетизацией проекта. Возможно, в какой-то момент это придется сделать.

 

— Сейчас у вас в команде всего два человека?

— Да, это я и мой давний коллега Семен Кваша, с которым мы уже более 10 лет вместе работаем в разных изданиях.

 

— Всех экспертов и специалистов вы нанимаете на фрилансе, получается?

— Да, именно так.

 

— А спонсирует кто?

— Деньги мы получаем от международной Coda Story, с которой работаем как бы по франшизе. У них есть своя мультимедийная студия, в которой они делают контент для многих крупных изданий. Плюс это различные гранты от фондов. То есть это в целом некоммерческая организация.

 

— Главное правило ваших историй?

— «Stay on the story» — это слоган всей организации Coda, что буквально означает «оставайся с историями». Редко бывает так, что тема заканчивается. Новостной цикл сейчас постоянно сокращается и оказывается сильно навязанным — сколько сил тратится на то, чтобы люди думали о чем-то определенном в заданный промежуток времени. Но как только цикл завершается, истории пропадают из заголовков СМИ.

Например, вы знаете, что сейчас происходит с детьми после принятия «закона Димы Яковлева»? У нас есть возможность оставаться с историями столько, сколько требуется, поэтому мы будем использовать эту возможность до последнего.

 

— Есть ли спрос на длинные истории?

— Часто приходится слышать, что расследовательская журналистика и так называемая журналистика «длинных форматов» никому уже не нужна, потому что у людей клиповое мышление, мы имеем дело с поколением YouTube, надо переориентироваться на видео, максимально четкие и короткие тезисы и так далее. А в итоге — ничего подобного!

Одними из первых мы опубликовали большой материал про людей с синдромом дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ) — состоянием, которое не то что не диагностируется в России, но лекарства являются запрещенными на территории РФ, поэтому им буквально приходится обращаться к драгдилерам. Материал собрал порядка 10 тысяч просмотров на Medium без какой-либо дополнительной раскрутки.

 

— Как вы находите и выбираете темы?

— Иногда задумываюсь, что меня волнует в данный момент, и спрашиваю себя, как та или иная тема изменит жизнь человека. Чаще ориентируюсь на небольшие фокус-группы, например, на людей одного со мной возраста — что волнует их?

 

— Ты можешь назвать какие-то цифры спустя несколько месяцев после запуска проекта? Охват, уникальные пользователи?

— Самые читаемые материалы за последнее время — это порядка 4-6 тысяч просмотров. На самом деле показатели у нас вполне обычные, характерные для многих изданий: глубина просмотра на уровне 1,5 страницы, процент отказа — около 88 %. Мы смотрим на цифры, но не ориентируемся на них, и тем более не гонимся за тем, чтобы искусственно их увеличить. Причем рекламодателям сейчас куда более интересны живые люди со своими мечтами и страхами, нежели цифра на экране Google Analytics.

 

— А в рекламу и продвижение вы ничего не вкладывали, хочешь сказать?

— У нас было продвижение небольшое в самом начале, с которым нам помогала студия «Мамихлапинатана». Они нам помогли набрать подписчиков в социальных сетях и раскрутить некоторые материалы.

 

О ЖИЗНИ, МЕДИА И ФЕЙКАХ

— Ты тесно связан с зарубежными медиа, учился в Лондоне и до сих пор сотрудничаешь с рядом международных изданий. Почему ты не продолжил карьеру за рубежом?

— Этот путь уже проходили старшие коллеги. Если ты пишешь для зарубежных изданий, то круг тем сужается до России и всего, что с ней связано. При этом не во всех темах ты можешь разбираться. Да, я пишу на английском, но делаю это в случаях, когда необходим взгляд изнутри и я могу дать неожиданный взгляд на российскую проблематику. Сейчас вот написал для воскресного приложения Guardian заметку про печальное состояние СМИ в России, потому что они делают цикл статей про подготовку к ЧМ-2018 и обратились ко мне. Но мне хочется писать не для узкой прослойки людей, которой интересно, как опять в России все плохо, а для русскоязычного читателя, на русском языке.

 

— Какие российские медиа ты читаешь или смотришь?

— Безусловно, «Медузу» — это лучшее сейчас, на мой взгляд, русскоязычное издание с лучшим отделом спецкоров, которые делают лучшие репортажи. Если мне надо знать, что происходит в России, читаю «Православный мир» и «Медиазону». Так называемую эстафету борьбы с пропагандой и фейкньюс я передаю изданию The Insider, которое я сам с удовольствием читаю и всем рекомендую. Что еще: «Ельцин Медиа», The Village, «Дождь», «Батенька, да вы трансформер» (причем с последними у нас схожая концепция и здоровая конкуренция). И всегда с уважением отношусь к региональной прессе. Спасибо всем коллегам из регионов, что занимаетесь такой важной работой!

 

— А «Лапшеснималочная» всё? Ты закрыл проект?

— С 2015 года проект претерпел ряд изменений. В определенный момент я понял, что это переливание из пустого в порожнее. Да, прочтений было много, по 100-150 тысяч просмотров, но они не достигали своей цели.

Были моменты, когда я приходил в комментарии откровенно фейковой новости и говорил: «Смотрите, я вам сейчас на пальцах объясню, почему это вранье». На что мне отвечали: «Ну да, вранье, но новость-то хорошая». То есть я занимался «проповедованием церковному хору» — доказывал ложность людям, которые и так не верят в это.

В конечном счете у меня не хватило на это сил и терпения, но я не могу сказать, что проект закрыт. Нет, я хочу найти надежные руки, в которые я его передам. Сейчас разоблачением занимаются лучше даже, чем это делал я. Например, Илья Шепелин в его программе на «Дожде» или тот же The Insider.

 

— Почему люди верят в ложь, зная при этом, что это ложь?

— Мы на это запрограммированы собственным мозгом, который предохраняет нас таким образом от когнитивного диссонанса. На подсознательном уровне даже самые критически настроенные люди выбирают из всей информации скорее ту, которая подтверждает и дополняет их уже сложившуюся картину мира. Именно этой особенностью нашего мозга и пользуются манипуляторы — они дают человеку ту информацию, которую он ожидает и хочет услышать. Я встречал много инициатив по искоренению фейковых новостей, но все они тщетны вследствие природы человека.

 

— В последнее время страны пытаются бороться с фейковыми новостями буквой закона. Насколько это действенно, по твоему мнению?

— Фейки — это востребованный продукт. Это как кокаин — идеальное удовольствие, даже если потребитель знает обо всех негативных последствиях. Я не биолог, но наверняка в мозгу во время потребления фейковых новостей возникает схожий выброс эндорфинов, связанный с радостью узнавания: все происходит так, как ты думал. На эту тему было уже много исследований.

Например, среди антипрививочников была проведена фокус-группа: взяли родителей, которые прививают своих детей, которые не прививают и которые сомневаются. Далее обеспечили их самой последней, неопровержимо точной научной информацией на тему того, что прививки делать обязательно надо. Казалось бы, вот вам современная наука, авторитетные ученые, но в итоге после эксперимента часть сомневающихся родителей перешла в группу антипрививочников.

Так вот, если людям запретить употреблять кокаин, они будут искать обходные пути и более дешевые, некачественные аналоги, потому что люди хотят верить в ерунду. То же и с фейками. Их можно запретить на законодательном уровне, но они все равно будут распространяться в каких-нибудь секретных чатах.

 

— Недавно ты заметил фейки про сотни жертв в Кемерове на Яндекс. Дзене. С этой платформой получается сложная ситуация: с одной стороны, Дзен позиционирует себя как площадку и не несет никакой ответственности за публикуемый пользователями контент, а с другой — все это сопровождается личным брендом Яндекса. Что ты думаешь по этому поводу?

— У меня много мыслей на этот счет. Еще пару лет назад мы разговаривали с [издателем The Bell и основателем «Мы и Жо»] Александром Амзиным о том, что есть агрегатор новостей Яндекс и там есть огромное поле для манипуляций, потому что сам Яндекс занимает подчеркнуто нейтральную позицию «мы площадка, а не издание». Что делать, если СМИ, которые вы агрегируете, публикуют опасную ложь?

Теперь появился Дзен. Я не могу пока раскрывать детали, но именно на этот счет мы ведем довольно долгие, но продуктивные переговоры с командой Яндекс. Дзена. Впервые подобная проблема встала перед Facebook, и он до сих пор ее никак не решил, а сделал только хуже — подчеркнул те глубокие проблемы с производством и потреблением фейковых новостей, которые существуют.

То же самое сейчас происходит в Twitter, потому что доносить информацию, какой бы она ни была, до максимального количества людей за максимально короткое время — это основная концепция таких платформ, их бизнес-модель. И опять-таки здесь кроется огромное пространство для манипуляции, с которой пока ни одна из этих площадок справиться не смогла.

Более того, не было предложено еще ни одной болееменее работающей модели борьбы с фейковой информацией, потому что людям нравится распространять фейки и они будут это делать, несмотря на блокировки, запреты и советы.

 

— И что же делать?

— Думаю, надо повышать иммунитет потребителей к подобного рода информации. Но опять же — его невозможно навязать, это должен быть сознательный выбор человека. И запреты ничего не решают. Когда ты затыкаешь одну дырку, информация начинает сочиться из другой. Взгляд у меня, конечно, пессимистичный, но за этим очень увлекательно наблюдать. Рано или поздно это к чему-то да придет. 

,

Фото: Майя Куцова