,
В начале «лихих нулевых» усилиями силовиков и волею их пославших я оказалась вдруг уголовником-рецидивистом: против меня возбудили одно за другим аж три уголовных дела (властям Белгородской области было все мало), навесили пять статей УК. Там было все: ст. 129, ч. 2, ст. 294, ч. 2, ст. 130, ч. 2, ст. 318, ч. 1, ст. 319. Самым тяжелым было обвинение в избиении мною группы офицеров милиции. Не смешно — до 5 лет! При том что на самом деле эта самая группа избила при незаконном задержании меня, журналиста и депутата областной Думы, то есть представителя высшей на территории области власти. Мент пытался изнасиловать меня в милицейской машине во дворе областной прокуратуры, куда меня привезли, в конце концов пришлось вызвать «скорую» и увезти меня в реанимацию. Потом был второй арест. Потом третий… Однажды позвонили и предупредили, чтобы успела уйти из дому. Меня прятали мои избиратели, в моем округе.
И все это из-за моей статьи «Ты виноват лишь тем, что… мне так хочется»? Да, она произвела эффект разорвавшейся бомбы, только о ней и говорила вся область в мае 2000-го, это было расследование дикого преступления, произошедшего в одном из вузов, — группа первокурсников изнасиловала своего же товарища. На самом деле все оказалось еще хуже — преступления никто не совершал, его вообще не было, это был оговор психически больных людей, матери и сына. Но была дана команду с самого «верху»…
Я добилась освобождения несчастных мальчишек из СИЗО, а дело обещали закрыть. Но через год все началось снова. Я спасла этим шестерым честное имя и жизнь, но от тюрьмы спасти не смогла. Когда настало время расправиться со мной за мои публикации о финансовых сюжетах в областной администрации, использовали как повод именно эту статью. Мальчишек опять схватили, быстро судили и посадили на 8 лет.
Меня почему-то потом спрашивали: чувствую я свою вину перед ними? Нет. Не вмешайся я, их засудили бы на год раньше, и легко догадаться, что ждало их тогда в колонии с таким обвинением… Теперь в колонии их встретили едва не как героев — это вы те студенты? Это о вас писала Китова? И их не тронули! А через четыре года я смогла добиться им условно-досрочного освобождения, восстановления в институте. Но биться с системой за свое честное имя, за пересмотр дела никто из них не захотел.
Но почему именно эта статья? Да потому, что ее можно было так «украсить» и заново подать… Писала я в основном о деньгах, о больших деньгах, об очень больших деньгах, которые осваивались в области. Когда меня избрали депутатом, я и в комитет пошла, где деньги лежат, — комитет по бюджету, финансам и налоговой политике. Нельзя же было прямо объявить: журналист и депутат стала настолько опасна для правящей верхушки «святого Белогорья», что раз не удалось с ней сговориться (должна признать, бить по голове стали не сразу, уговоры были долгими), остается один-единственный способ заставить замолчать — посадить в тюрьму. Чтобы самим там не оказаться.
,
,
И, конечно, должна сказать о газете. На страницах «Белгородской правды» я писала о том, о чем в коридорах власти и говорить-то боялись! Для тех, о ком я писала, было важно меня полностью остановить. Судили меня в областном суде — он был судом первой инстанции для депутата областной Думы. 4 пухлых тома, 5-й том исключили — в нем были записи прослушек моих разговоров, которые областная прокуратура вела незаконно. Кличка моего судьи Кошманова в нашей уголовной среде была Витька-заказник. Он исправно довел суд до нужного властям приговора, признал меня виновной во всем и вся, успел еще разок арестовать и полностью фальсифицировал протокол судебного заседания.
Реальный срок дать уже не решились: к этому времени мое дело прогремело даже не на всю страну — на весь мир! 20 декабря 2001 года был зачитан приговор: два с половиной года условно и заплатить деньгами всем мною побитым, оклеветанным и оскорбленным, а также пострадавшему от меня государству. Ах да, еще запрет избираться в течение 3 лет в «представительные органы законодательной власти», хотя о таком наказании никто и не слыхивал.
А следом я получила письмо от зампредседателя облсуда, в котором черным по белому было написано: в случае публикации в газете первой же критической статьи мой условный срок станет реальным.
В июле 2002 года Верховный суд, который был для меня судом второй инстанции, рассмотрел кассационную жалобу моих адвокатов. И отменил приговор Белгородского областного суда по трем статьям из пяти, сократив срок на 5 месяцев. В президиуме Верховного суда надзорную жалобу адвоката Генри Резника рассматривать попросту отказались. Оставалась последняя инстанция в нашей стране — председатель Верховного суда.
И наконец, 16 июня 2004 года с меня сняли все обвинения. Приговор Белгородского областного суда был отменен полностью!
Но вот положенных законом извинений, которые от лица государства обязан был принести мне прокурор Белгородской области Кондрашов за незаконное уголовное преследование, пришлось добиваться от него через суд!
Я точно знаю: никто изначально не верил в мои «преступления», все понимали, кто и почему расправляется со мной. Меня оправдали, потому что дело получило какую-то сумасшедшую огласку. Мою жалобу приняли к рассмотрению в Европейском суде по правам человека, о ней постоянно напоминали в Совете Европы, о ней говорил представитель ОБСЕ по свободе прессы Фраймута Дуве во время своей официальной поездки в Москву, заступался за меня — также во время своего визита — генсек «Международной амнистии» Айрин Хан, полторы сотни организаций из разных стран писали письма в мою защиту…Спасли меня мои коллеги-соотечественники. Спасла меня международная солидарность журналистов. Спасли мои адвокаты. Спасли мои читатели и избиратели.
По сути ничего не изменилось у нас в стране, местные власти по-прежнему готовы на все, чтобы заткнуть неугодного журналиста, видя в нем угрозу своему существованию, используются старые способы, главный из которых — фальсифицировать уголовное дело на журналиста. Прежним остался непрофессионализм полиции. И все равно изменилось многое. Если у меня, у нас ушли годы на борьбу, то у Ивана Голунова — считанные дни. В моем случае все — и организаторы преступления, и исполнители — остались безнаказанными. А вот виновные в преследовании Ивана, и отнюдь не «стрелочники», были уволены мгновенно и публично. Или я ошибаюсь?..
,
