Знаете, как я пишу тексты в эту рубрику? Арт-директор журнала говорит о теме номера, а я перекладываю все на нашу дизайнерскую местечковость. До сих пор срабатывало. И вдруг — «кто такой журналист»… О`кей, давайте попробуем.
И позвольте зайти на мизерах.
Тут вот какое дело. Помню, дети как-то спросили: «Пап, а кто такой журналист?» И я в тупике. Ну что я мог им ответить? Про потребность людей в информации, про сбор новостей, тексты, фотографии? Дети же абсолютно искренни, и им точно не вложишь в уши выхолощенные википедиевские или журфаковские формальности. Это как о профессии повара рассуждать с позиции рецептов, специй и столовых приборов. Отшутился, конечно, тогда. И забыл. А тут, буквально два месяца назад, читал курс журналистики в Молдове. И… в общем, кажется, нашел я ответ. Во всяком случае, свой. После тридцати лет в профессии.
Журналист — это точно не про буковки и изображения. И точно не про высокопарную достоверность и несбыточную независимость. Журналист — это про любовь, про умение слушать и, что важно, слышать. Про сострадание и здравый смысл. Нет там больше ничего. Писать и снимать можно научить кого угодно, а стать журналистом — только при наличии любви и слуха. Из той же серии и ложный постулат об интеллигентности. Ведь она точно не в образованности и столовом ноже в правой руке. Пожалуй, самое точное определение интеллигентности дал Дмитрий Лихачев. Не дословно, но по сути: интеллигентный человек тот, что умеет принимать чужое мнение. И все. Точка. И никакие Маркес с Мураками или логарифмы и деепричастия тут совершенно ни при чем.
С прошлогодней весны я живу на даче в деревне. Ровно посередине между Петербургом и Москвой. Обычная умирающая тверская деревня. Так вот: в соседнем доме живет 80-летняя женщина. Что называется, «простая русская баба». Но вот ее я точно могу назвать интеллигентной. За то самое милосердие и понимание. Осенью какие-то проходимцы взялись ей вырыть колодец. Взяли деньги вперед — и больше не появлялись. Так в разговорах с соседями она потом говорила: «Бросили ребятки работу. Жалко, конечно…» И ни одного бранного слова.
Раз уж такое дело… Во время зоопарковских выборов в Госдуму в девяностых стала депутатом по нашему округу экономист какого-то колхоза. Администрация области должна была выслать в Москву ее анкетные данные. И я их случайно увидел на столе помощника главы. В графе «происхождение» гелевой ручкой было написано «интилигенция»…
Впрочем, что-то меня стало сносить от темы. Возвращаемся…
Хотя чего уж там. Собственно, все сказано. Тут только вот еще какая деталь. Практически на каждом шагу встречаешь людей, любящих не профессию, а себя в ней. Это те самые, кто, как сороки на блестящее, бросается на грамоты с дипломами. И ходишь потом по кабинетам, увешанным конкурсным иконостасом, словно ты на ВДНХ с коровами-рекордсменами.
А вот теперь можно и прикуп открыть. К верстке. К ней, родной. Кто же он — газетный верстальщик? Давайте я открою сразу карты, а потом все объясню.
Нет никаких верстальщиков.
Верстальщики верстают инструкции, отчеты и литературные талмуды. А в газетах есть место исключительно для визуальных журналистов. Ну, или называйте их как хотите. Не придирайтесь. Суть одна — в первую очередь люди, верстающие газеты, должны быть:
• Журналистами. Это совершенно не значит, что они должны уметь писать и снимать. Это значит лишь одно — они должны быть «в теме» каждого номера и каждой публикации. В обязательном порядке быть участниками планерок и летучек. Если не читать, то как минимум знать точную фабулу каждого материала, который они будут ставить на полосы. Лишь с этими знаниями они смогут не просто оформить публикацию красивыми фоточками, а доказать текст. Ведь доказательство — это единственный критерий оформления новостных материалов.
• Инженерами. Невозможно делать газеты, удобные для чтения, без точных расчетов модульной сетки и систем композиционных и текстово-заголовочных стилей. Иначе вы всегда будете верстать газету для своей лени и своего рабочего графика «с девяти до шести». А читатель тут — просто отягощение, мешающее привычной работе.
И нет никаких в газетах дизайнеров. С их золотыми сечениями, Мебиусом и уравновешиванием полос. А также красивыми шрифтиками и вырезанными фотографиями. Газета — не вернисаж. Срок ее жизни — если повезет, то полчаса. И единственное, что требуется от визуального журналиста, — сверстать номер максимально комфортно для читателя. А публикации — максимально доказательно.
Если позволите, у меня на этом все.
Зачастую многие редакции сводят оформление своих газет к принципу «чтобы как у всех». Отсюда и конвейерные пустые рубрики, и никчемные приемы оформления. Раз уж так, давайте не ломать конформизм, а просто заменим одно условие — «чтобы как у лучших».
Перед вами все полосы одного типичного номера старейшей газеты The New York Times, неоднократного победителя всемирного конкурса газетного дизайна. Практически столп визуальной журналистики.
Присмотритесь — много ли вы найдете там вырезанных фотографий или нарушений модульной сетки либо стилевых систем? По построению полос — все предельно просто, понятно и удобно. По оформлению материалов — максимально доказательно. И больше ничего. Потому что перечисленное — это главные критерии современного качественного издания.
,
,
,
,
,
,
,
