Записки журналиста: мой Окуджава

Я уж и не помню, когда в первый раз услышал песни Окуджавы. Наверное, в 70-х в пионерском лагере «Огонек». Хор вожатых под гитару пел песню про Моцарта. Я не знал тогда, кто ее автор, а слова проникли в душу. Так было почти со всеми его песнями. Голос же его услышал только на пластинке, вышедшей к Олимпиаде-80. А  однажды, служа в Советской Армии, попросился в увольнение, чтобы попасть на первый официальный концерт Булата Шалвовича в зале Чайковского в 1984 году. Меня в солдатской форме даже пропустили за кулисы…

Как-то мы с моей женой и голландским другом поехали на нашей первой машине «Москвич-2141» в Переделкино, чтобы там на безлюдных дорожках потренироваться в вождении. Встретили Юрия Щекочихина. Мы с ним были знакомы, и он позвал нас в гости на свою дачу. Попили чаю, собрались уезжать. Но оказалось, что сигнализация сама закрыла машину, а ключи внутри. Мы стали пробовать открывать ее карандашом, линейкой. Юрий вышел за подмогой на улицу Довженко, увидел бредущего, как в замедленном кино, Окуджаву. Тот ответил, что ничего в этом не понимает. «Вот если бы Антон был дома, тот бы помог», — сказал он и пошел дальше. Машину мы все-таки открыли. А я узнал, где живет поэт — через дом от Щекочихина.

И вот, работая в журнале «Огонек», я неожиданно увидел в макете будущего номера, что на целую полосу запланирована подборка новых стихов Окуджавы после долгого творческого перерыва. Не писалось, как он говорил сам в интервью. И мне захотелось сделать его хорошие портреты. Найдя в справочнике Союза писателей его телефон, договорился, волнуясь, о съемке. Был конец октября. Я вышел на станции Переделкино и пошел в сторону его дачи. Уже выпал первый снег. Шел около часа, замерз, позвонил в дверь. Открыл сам поэт. «Надо было вам до Мичуринца ехать», — сказал он, увидев меня, замерзшего. «Давайте проходите, попейте компот из яблок, только что сварил». Потом спросил, что он должен делать. Я стал немного руководить. Булат Шалвович безропотно подчинялся. Попросил его выйти на улицу, походить по первому снегу, постоять на крыльце, посмотреть через окно на улицу. Все это продолжалось около сорока минут. Мне кажется, что удалось поймать его состояние, хотя я сильно волновался.

После его смерти я подарил эти фото Ольге Владимировне, его вдове, для музея. Так они и висят там до сих пор. То же крыльцо, тот же кабинет, тот же вид из окна. Только Окуджавы нет.

На фото: Булат Окуджава. Переделкино. Октябрь 1994 г.