Что такое дата-журналистика и чем она может помочь любой редакции

Современный журналист должен уметь все, даже программировать. При этом «Новая газета» — пока единственное российское СМИ, в котором у дата-журналистов есть собственный отдел. ЖУРНАЛИСТ узнал у корреспондента отдела Алеси Мароховской, что такое дата-журналистика и чем она может помочь любой редакции.

 

— Как в «Новой газете» появился дата‑отдел?

— Он возник чуть больше года назад. Инициатива исходила от издателя «Новой» Дмитрия Муратова, а еще от нескольких корреспондентов и редакторов отдела расследований. «Новая газета» устроила хакатон (это такие посиделки для программистов. — ЖУРНАЛИСТ) по дата-журналистике, чтобы присмотреть себе кадры. Присмотрели — и запустили дата-отдел, который возглавил Андрей Заякин, сооснователь «Диссернета» — сообщества, которое выявляет плагиат в научных работах. Сейчас в составе три корреспондента: Ирина Долинина, Артем Щенников и я.

 

— Как распределяете обязанности?

— Все делают всё: кодят (программируют. — ЖУРНАЛИСТ), собирают данные, визуализируют. Кто-то может сделать готовый визуал, кто-то — черновик, который потом отдаст дизайнеру. Хоть Андрей Заякин и руководитель отдела, сам он не программирует, хотя вроде и умеет, данные не собирает, а выступает в роли аналитика. Мы с Ириной чаще работаем вдвоем, а если нам вдруг покажется, что собственных аналитических навыков недостаточно, можем пойти к Андрею.

Корреспондентам не нужно постоянно быть в редакции — кодить можно и из дома, а вот редактор отдела расследований Роман Шлейнов и Андрей Заякин должны ходить на планерки каждый день. Если появляется задача из текучки, которую можно рассказать с точки зрения данных, — редакция подключает к работе дата-отдел. А в обычное время занимаемся большими расследованиями, потому что мы — часть одноименного отдела.

 

— Почему дата‑журналистика часто идет рядом с расследовательской?

— Именно в расследованиях мы чаще всего имеем дело с данными. По крайней мере, такой была логика редакции, и она мне очень нравится: умение пользоваться данными может сделать расследование качественнее. Но мы не зацикливаемся на этом формате — есть и материалы о культуре, например, о дискриминации на «Оскаре».

 

,

,

— А Telegram‑канал отдела зачем завели?

— Изначально он вообще предназначался для освещения новостей хакатона для его участников. Мы поняли, что там собрались люди, заинтересованные в данных, и сказали, что переделываем этот канал в дата-блог. Хотим рассказывать и о других дата-историях.

 

— Раньше «Новой» была не нужна журналистика данных, раз отдел открыли только сейчас?

— Западные СМИ уже давно поняли, что в данных есть много историй. А специалисты без навыков программирования, анализа и визуализации данных рассказать их уже не могут. Для этого нужны специальные люди — дата-журналисты. Вот редакция и решила, что пора обзавестись собственным отделом. К тому же «Новая» стала первым и до сих пор единственным из всех российских СМИ, кто решил целый отдел посвятить исключительно этому виду журналистики. Хотя, когда я стажировалась, помогала отделу расследований с технической стороны — работала с данными. Поэтому дата-журналистика начала появляться в «Новой» еще за год до создания отдела.

 

— Почему за год?

— Мне кажется, как раз в это время стала активно обсуждаться дата-журналистика. В Вышке (Высшей школе экономики. — ЖУРНАЛИСТ) появилась магистерская программа по этому направлению, многие корреспонденты «Новой» начали интересоваться тем, как это работает, все стали спрашивать: что это, без этого никуда?

 

— Что важнее: текст или его упаковка?

— Все очень важно. Мы боремся за то, чтобы наш материал выглядел красиво. Кого-то вполне может устроить кривой график из Excel (и подобные у нас, к сожалению, тоже выходят, когда совсем нет времени). Например, нашему редактору Андрею главное, чтобы было понятно. Но он физик с образованием, и понятно ему намного больше, чем обычным людям. Так что стараемся оформлять материалы так, чтобы человек не сидел три часа над графиком и пытался разобраться. Нужно, чтобы читатели увидели историю в каждой части проекта.

 

— Как возникла идея расследования о Пригожине?

— Внезапно. Мы попали на лекцию, на которой рассказывали о том, как отслеживать самолеты. Есть, оказывается, база данных, которую можно посмотреть и узнать, кто, куда и как летает. Первой идеей было проверить Пригожина. Он ведь отрицал связь с тем, что происходит в Африке и Сирии. Его дочь выкладывала в Instagram посты с этим самолетом, и еще один источник поделился с нами фотографиями, так что мы точно знали, что не ошиблись.

,

,

Проверили по базе и выяснили, что Пригожин действительно летает на нем в Сирию и Африку. Возникает вопрос: раз ты позиционируешь себя как обычный бизнесмен, почему выбираешь такие опасные места для путешествий?

,

,

Если открыть FlightRadar в режиме онлайн и посмотреть, сколько самолетов пролетает над Сирией, поймете, что очень мало авиакомпаний так рискует. Евгений Викторович Пригожин идет на этот риск, хотя все отрицает. Вот вам и история.

,

,

— Не боитесь писать о таких людях?

— Перед выпуском расследования о Пригожине мы отправили ему письмо со всеми вопросами, которые должны были задать. Он ответил нам не очень приятной фразой вроде «не суйте свой нос туда, куда собака *** не сует». Прозрачный такой намек, но это единственная угроза, которая в наш адрес поступала.

Какая-то доля страха — это нормально, так и должно быть. Но у меня нет паники, когда я думаю, что вот сейчас выпущу и что-нибудь сразу случится. Всегда держу в уме, что эти люди опасны и могут сделать что-то плохое, поэтому соблюдаю меры безопасности.

 

— Что за меры?

— Могу перечислить:

1. Двухфакторная аутентификация, не привязанная к телефону. Часто любят взламывать аккаунты журналистов в соцсетях и либо получать оттуда информацию, либо компрометировать хозяина страницы и писать другим сообщения от его имени.

2. Менеджер паролей. Проще завести такой и помнить один большой пароль от него, а внутри будут лежать сложные сгенерированные пароли, которые не нужно запоминать. Поэтому если меня, грубо говоря, начнут пытать, я не смогу назвать пароли от соцсетей, потому что не знаю их.

3. Знать, что делать во время слежки. Чаще всего перед тем, как сделать журналисту что-то плохое, за ним организуют слежку. О том, как вести себя, определить, правда ли за вами следят, есть лекции. Первый человек, которому нужно рассказать об этом, — твой редактор и главред. Не нужно бояться выглядеть параноиком. Старайтесь не ходить поздно. Некоторые мои коллеги вообще возвращаются домой разными путями, хотя я в этом вижу мало смысла — обычно журналистов убивали в подъезде их дома, перемены дороги от этого не спасут.

 

— Когда вы начали заниматься дата‑журналистикой?

— Я оканчивала бакалавриат факультета журналистики в ВШЭ и думала, на какую бы программу в магистратуре подать документы. Хотелось чего-то совсем нового, а тут как раз открывалась журналистика данных, про которую не знала вообще ничего. Сначала было ужасно скучно, хотела даже уйти, а потом попала на лекцию Transparency International. На ней Антон Поминов и Илья Шуманов, генеральный директор и его заместитель, вышли в зал и сказали: «Помните расследование Навального и «Новой газеты» про Чайку? Хотите, объясним, как такое получилось?»

,

«НОВАЯ» СТАЛА ПЕРВЫМ И ДО СИХ ПОР ЕДИНСТВЕННЫМ ИЗ ВСЕХ РОССИЙСКИХ СМИ, КТО РЕШИЛ ЦЕЛЫЙ ОТДЕЛ ПОСВЯТИТЬ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ДАТА-ЖУРНАЛИСТИКЕ

,

Для всех студентов оно было каким-то магическим — там упоминались всевозможные документы, данные, непонятно откуда взятые. И нам рассказали, где эти данные найти, что на самом деле многие из них доступны, а мы просто об этом не знаем, что куча историй лежит на поверхности. Сразу после лекции подошла к ним и попросилась на стажировку, мне дали визитку.

 

— Вас взяли?

— Я тогда училась с Ирой Долининой, с которой теперь работаю, и когда нужно было проходить преддипломную практику, мы с ней отправили туда свои резюме. Мое было совершенно дурацким — зачем-то написала, что играю на гитаре. Спустя какое-то время мы вместе с Ильей Шумановым смеялись над этим — прислали какую-то тупость, а нас все равно приняли, но он сказал: «Таких у нас еще не было, вот и решили попробовать». На стажировке нам сразу же доверили масштабную работу с данными — провести расследование, которое потом вышло на «Медузе». Для студентов это был успех.

 

— К моменту стажировки нужно было уметь программировать?

— Нет, тогда это еще не требовалось. Уже потом поняла, что с помощью кодинга мы могли бы облегчить себе работу в несколько сотен раз. Например, вместо того чтобы тратить столько времени на получение выписки из Росреестра в читаемом виде, можно было воспользоваться скриптом. Тогда мы все делали руками, поступили на программу с нулевыми знаниями в программировании, но преподаватель на первом же занятии сказал, что может научить программировать даже табуретку.

 

— Чем дата‑журналист отличается от обычного?

— Только навыком сбора, обработки и анализа данных. Нас, как первых выпускников магистерской программы, часто зовут сделать motivational speech (мотивационное выступление). И я чаще всего говорю, что дата-журналистика — такая же журналистика, только в ней общаются не с людьми, а с данными. Представьте, что это тот же герой, которому вы задаете вопросы, хотите узнать его историю. А для того, чтобы общаться с данными, нужно знать их язык. И обычно это язык программирования python. Других отличий нет.

 

— Журналистика данных — это больше о журналистике или все‑таки о программировании?

— Это связанные вещи. Как можно сказать, чего больше в интервьюировании — журналистики или задавания вопросов? Для истории вы собираете данные или анализируете уже готовую информацию. А чтобы это сделать, нужно написать код — потратить время на программирование, а потом уже с результатом работать как журналист.

 

— Как дата‑журналист работает с сайтами?

— Чаще всего приходится работать не с интерфейсом, а с программными вещами. К примеру, есть государственный сайт госзакупок, а есть негосударственный портал clearspending.ru ГосЗатраты.

,

,

Они работают с одними и теми же данными, только у негосударственного сайта есть API — инструмент, через который можно делать запросы и получать ответы не по одному, а сразу пачками. К примеру, интересно вам узнать, закупают ли госучреждения сигареты и в каких количествах они это делают. Да, закупают, а подробнее поможет разобраться программирование. Или если вам интересны закупки определенного ведомства за определенный период, делая правильный запрос, можно получить все эти данные в удобную табличку, останется проанализировать. Чтобы получить результат, нужно сначала себя спросить: а для чего мне это?

 

— Дата‑журналистика нужна всем?

— Многие из тех, кто стоит у истоков дата-журналистики, вообще убеждены, что без знания python скоро на журфак принимать не будут, что это будет такой же экзамен. А кто-то не согласен и говорит: «Я уже столько работаю в своей профессии, всех переживу и без python спокойно обойдусь». Мне кажется, что правы и те, и другие. Все зависит от того, с чем ты взаимодействуешь.

Журналистам-расследователям на 100 % скоро нужен будет навык программирования. Все вокруг нас превращается в данные, и эти данные разрастаются с бешеной скоростью. Если раньше нужно было прочитать 1-3 документа, чтобы что-то найти, теперь их сотни, тысячи. Невозможно изучить все глазами, необходимо уметь программировать. Но даже если вы экономический журналист, дата-журналистика все равно скоро вас настигнет.

,

Иллюстрации: shutterstock.com; Максим Кардопольцев / novayagazeta.ru; flightradar24.com